Найдя, поехал и вдруг оказался в Протве, но не привычной реальной Протве, а очень похожей на нейй из какого-то другого мира, который был тожн тут - рядом, пронизывая сущестующий. Не надо было никуда далеко перемещаться, чтобы оказаться в нем. Эти миры находятся один в другом и другой в первом. Поселок был практически безлюден. Было серо, сумрачно, но достаточно светло, без солнца, без теней, а свет, казалось, проникал равномерно со всех сторон сквозь небо обложенное сплошными без просвета равномерными облаками. Невозможно было сказать, какое это время суток: раннее или позднее; нельзя даже было узнать, какое это время года: ни весна, ни осень. И там так было всегда, без перемен годами, веками - без времени суток, без времени года, без солнца, без теней. Центральный гастроном был наполненен товарами, недорогими, но полезными и необычными, как в старое время, когда научный городок снабжался по особой квоте. Продавцов не было видно, кассы столи пыльные, а товары, хоть и настоящие, вряд ли могли быть кем-то купленны, кому-то вообще понадобиться для какого-то применения. Было очень спокойно и тихо. Я подумал, что если бы Варвара с дочкой не жили бы с такой ненавистью к нам, то мы бы приезжали к отцу с большей радостью, было бы всем светлее, радостнее, спокойнее, комфортнее.
В пристроенной к гастроному веранде, как местных в детских садах для прогулки детей, разводила цементный раствор в грязном ведре с подлой улыбкой дочка Варвары. Я поздоровался и спрашивааю что это, зачем. Она, хитро щурясь, сказала - надо поправить могилу. Я говорю не надо, там все в порядке. Подошел, ни на кого не глядя, ее покойный брат, они вместе взяли ведро с раствором и ушли куда-то в поле к старой радиовышке у гаражей. Я понял, что они испортили мой памятник, чтобы его заменить своим негодным Вскоре потерял их из виду, а найти могилу было трудно - ведь поселок стал иметь незнакомые очертания.
Вдруг вышел быстрой походеой отец, он был рад встрече, но не смотрел в глаза. Погода была прохладная, как осенью и отец был в старом знакомом толстом темном пальто, которое я донашивал в шестнадцать лет. Я говорю, что же это, отец, почему эти люди трогают твою могилу, эти трое мерзких существ. Отец немного прошел со мной, но ничего не ответил. Я несколько раз попросил его сделать так, чтобы они сгинули за такое надругательство, а потом спросид, где находится могила. Но отец молчал, он пробыл со мной еще достаточно продолжительное время, я чувствовал себя с ним умиротвооренно, и мы были вместе в первый раз с того времени, как он ушел, а раньше почти никогда не снился.
Потом я снова оказался один, мне надо было найти могилу, но я совершенно не мог предполоожить, где она. Я позвал свою дорогую, и мы пошли в вместе сторону Угодска, где был двухэтажный центр с отслужившими надгробиями, принесенными с кладбища. Поднялись на второй этаж, и отец нас опять немного сопроводил, доведя до демонтированного разбитого надгробия, и снова исчез. Мы стали рассматривать какой-то зеленоватый памятник из плохого материала, как папье-маше. Он состоял из центральной округлой плиты без надписей и ограды со столбиками по углам. Показав пальцем на многочисленные трещины и вмятины от ударов, я сказал, посмотри, они специально били надгробие ногой, чтобы оно пришло в негодность. Пойдем, найдем их, чтобы помешать портить могилу. Я спустился вниз, но моя дорогая замешкалась, я громко крикнул ее имя, она ответила, а люди, идущие сверху, что она задержалась из-за того, что разбила очки, но сейчас найдет необычный способ поправить зрение и выйдет.
Я подумал, если отец был с нами, значит они портили пустую могилу, и там сами где-то и исчезли. А наш памятник, я вспомнил, был не безобразный зелёный, а черный, красивый, из дорогого мрамора и безо всяких столбиков.
Потом все пропало, а мы с моей дорогой увидели настоящее место, где сейчас и лежит мой отец. Памятник находился на своем прежнем месте около большой сосны, могилы в порядке, а вокруг чисто и прибрано. Чужих нет и в помине, ни рядом, ни вдали, нет никого, кто бы хотел навредить нашей памяти.
