Не успев подойти к своей машине, неожиданно оказавшейся тут из другого города, обнаружил, что она самостоятельно тронулась и довольно быстро поехала , но не побежал следом, наблюдая, как она, отъехав сотню метров, развернулась обратной петлей на девяносто градусов, и не нарушая встречного движения, скрылась в переулке направо.
Свернув туда же, оказался в пустынном тупиковом дворе, замыкавшемся грязным домом в несколько этажей, переполненных возбужденными молодыми людьми. Крикнул им, спрашивая, что известно об обидчиках родственницы и о машине? Толпа стала галдеть, прыгать, как стая бандерлогов, указывая на щуплого паренька в другой конце двора, вышедшего и присевшего на камень перед небольшим домиком напротив. По гнусному местному обычаю он попытался оскорбить фразой "ты стал девочкой из-за поруганной родственницы", но получивши жестко приближавщийся ответ "нет, это ты стал и сейчас еще раз станешь", бегом поканул двор.
Снова обернувшись к толпе на балконе стал спрашивать, что передали в новостях о его машине, но все так громко галдели, что услышали только конец сообщения, из которого стало ясно только то, что ее хоть и видели, но неизвестно где.
Дальше нашлись, как всегда, участливые прохожие, смуглые женщины и мужчины, похожие на какие-то перемешанные ближневосточные народы, охотно советовавшие для демонстрации своей мнимой осведомленности обратится к кому-то из их знакомых за решением обоих вопросов.
Кто-то показал на малорослого и единственного несмуглого пожилого худенького человечка, который когда-то был когда-то чьим-то военным и даже военно-воздушым представителем в этом городе, но, потеряв должность, остался там же жить и опустился, причем даже в буквальном смысле. Он пригласил к себе вниз по лестнице, сделанной из тонких дощечек ящичков из-под спиртного, под землю на глубину пары метров, где вокруг спуска было устроено жилище с грязным каменным полом в песке с подобием лежанки и стула.
Хозяин, предложив выпить, но получив отказ, сам налил себе местного самогона в небольшлй граненый стакан, плеснув на землю - "братьям", хлестанул, а после и упал. Местная его жена из соседней комнаты-норы объяснила, что он вряд ли чем-то мог помочь вообще.
Поднявшись наверх и выйдя на узкий тротуар замызганного дома, наткнулся на других людей, на мой вопрос показавшись на подземный дурно пахнущий не то ресторан, не то бордель, куда пришлось спустится, обнаружив омерзительное зрелище из стоящих в ряд небольших столов с грязными керосиновыми лампами, у которых вместо стульев стояли постели, покрытые чем-то нечисто-серым и мятым, вполовину обычной величины, а на каждой была пара опухших смуглых полноватых людей обоих полов, пивших дешевое пойло и спаривающихся. Они уже не могли передвигаться иначе, чем ползком. Один выполз на спине и признался, что это он дал повод слухам и зажмурил полное сальное лицо, ожидая расправы. Но ударить его было слишком омерзительно да и не за что - он настолько обрюзг, что ни на какое подобное действие не был способен.
Стало понятно, что проблемы с родственницей, наверное, и не было вовсе, осталось только найти машину, но вдруг в голову пришла мысль, что показанный мне город, располагавшийся сразу под реальным городом, не настоящий. Он имел население, похожее только на развращенных каджей, совсем не похоже ни привычками, ни внешне на его настоящее христианское население поверхности.
Тревожила мысль, а не является ли место под городом его настоящей духовной сутью или скрытой душой? Но оглядев низкое небо из плотных серо-красных облаков, упиравшеейся во что-то твердое, понял, что это один из тех несчастных миров, в который не надо никому попадать, а попав - постараться побыстрее покинуть. Но он отчасти реален - ведь мерзкие пары его иногда поднимаются и отравляют людей.
Это было показано, как новое шокирующее реальное знание, глубоко вонзившееся в память, как и другие иные миры.
